24.02.2018

Модификация техники работы с интроектами при проработке сепарационных переживаний в гештальт-подходе

Модификация техники работы с интроектами при проработке сепарационных переживаний в гештальт-подходе

Кривдюк Н., Третьяк Л.Л.

(статья опубликована в журнале РПА 2017 года)

В практической работе психотерапевты часто сталкиваются с интенсивными эмоциями клиента, возникающими вследствие конфликта между потребностями, продиктованными актуальной жизненной ситуацией клиента и прежними лояльностями и аффилиативными мотивами.

Как правило, эти переживания содержат значительный компонент труднопереносимых и избегаемых чувств вины и стыда. Их интенсивность отражает трудность формирования межличностных границ, которая в свою очередь, базируется на смутном представлении о собственных мотивах, трудностях в распознавании собственных потребностей и нужд, и отражают общую диффузию идентичности.

В свою очередь диффузия идентичности отражает незавершенность выстраивания внутренних отграничений, в частности собственных потребностей и навязанных извне, чувств других по отношению к cубъекту и субъекта по отношению к ним. Постоянная амбивалентность в сфере значимых отношений личности наталкивается на безуспешные попытки простых и однозначных решений, базирующихся на дихотомическом и генерализованном мышлении. Любая попытка индивидуации сопровождается риском выхода из слияния и обнаружением амбивалентности и чувств связанных с сепарацией: тревогой, виной, стыдом. В психопатологии мы можем обнаружить преобладание трудно переносимых эмоций сепарации в неврозах избегания (агорафобия, паническое расстройство), проблемах созависимого поведения, расстройствах настроения.  Трудность сепарации-индивидуации определяется в том числе и влиянием механизма интроекции.

Термин был введен Ш.Ференчи в 1909 году и активно использовался в теории гештальт-подхода, где его изначальный смысл хоть и был в целом сохранен, но претерпел модификацию на основе перлзовской идеи об усвоении чужого опыта («ментального метаболизма). Роль интроективных процессов в регуляции настроения и развитии депрессивных и маниакальных состояний подчеркивали в своих работах К. Абрахам(1911) и З.Фрейд (1917).

В 1974 С.Блатт описал так называемый интроективный и анаклитический подтипы депрессии, при которых развитие депрессивного переживания плотно увязывалось с трудностями сепарации и интроективным механизмом. Присоединение интроективного механизма обуславливает высокий уровень самокритики пациентов, находящихся в несчастливой связи. Чем больше неудовлетворенности качеством отношений, тем более выражена самокритика.  

Согласно психоаналитической концепции слияние с интроецированным объектом в результате утраты реального объекта значимости провоцирует развитие депрессивных переживаний (тоски, вины, подавленности), попытки болезненной сепарации и обесценивания интроективного материала приводят к развитию маниакальных аффектов (подъема настроения, эйфории, переживанию всемогущества).  Неспособность к интеграции эмоционального опыта приводит либо к замещению непереносимых чувств «эмоциональным протезом» в форме психоактивных веществ, либо к неудачным попыткам поведенческой регуляции в форме отреагирования и отыгрывания вовне.

Интроекция базируется на бессознательном отождествлении с опытом другого человека и  поглощении этого опыта, когда некритическим образом усваивается либо отношение, либо опыт действия в какой-либо ситуации. Интроекция в основном неосознаваема. Но распознавание интроективных процессов может быть облегчено путем конкретизации вербализации долженстований и предписаний, вербализации и записи внутреннего монолога, выделения субличности («части Я») в форме внутреннего критика и.т.п. Иногда выходу из слияния с интроектом помогает генетический анализ, прослеживающий историю интроекта в истории индивида и семейной системы в целом (вплоть до трансгенерационной передачи).

Как указывает Н.Мак-Вильямс (1994) в «…работая с депрессивными пациентами мы можем практически услышать говорящий интернализованный объект». Таким образом вербализация и конкретизация интроективных посланий, относящихся к опыту взаимодействия с родительскими фигурами, способствует лучшей переносимости интенсивных переживаний, сопровождающих сепарацию. Переживания сепарационной вины и тревоги резко обостряются, когда ситуация требует сложных выборов и гибких решений, неизбежно связанных с изменением системных решений и нарушением сложившегося, пусть и патологического, равновесия.

Изначально сформировавшись в результате незавершенных задач развития и сепарации в детско-родительских отношениях, подобного рода эмоции, базирующиеся на интроекции, проецируются на значимых лиц в актуальной жизненной ситуации (члены собственной семьи, партнеры, руководство). Зачастую члены дисфункциональных систем распознают уязвимость клиента по отношению к межличностным манипуляциям, вовлекающим его в трудно переносимые для него чувства тревоги, вины и стыда, используя данную уязвимость для сохранения внешнего контроля и поддержания стабильности дисфункциональной системы. В теории гештальт-терапии различают слияние с интроектами (лежащее в основе тревоги вины и тревоги в целом), проекцию интроектов (с переживанием тревоги преследования), ретрофлексию интроектов (сомнения в правильности выбора и недоверие).

В таком случае интервенции терапевта направляются на выявление и присвоение плохо ассимилированных интроектов, лежащих в основе эмоциональных переживаний. Конкретизация и вербализация интроективного материала позволяет выстроить гибкие внутренние границы и сделать более прочными и устойчивыми границы внешние.

Ниже мы приведем пример использования структурированной техники, в работе с сепарационными виной и стыдом, базирующимися на интроекции. Она используется в форме домашнего задания, которое предписывается клиенту, столкнувшемуся с интенсивными переживаниями. Методы, предполагающие запись и регистрацию переживаний широко используются в когнитивной терапии, в гештальт-терапии они используются в качестве инструмента домашней работы, позволяющего облегчить ассимиляцию опыта. Трудности с присвоением опыта могут быть обусловлены действием механизмов вытеснения, отрицания и обесценивания, и использование «внешнего носителя» позволяет сохранить непрерывность переживания. Возвращаясь к собственным записям, клиенты достигают большего в присвоении ответственности и развитии осознанности собственного поведения.

Сама техника очень проста, клиентам предлагается заполнить таблицу, состоящую их четырёх колонок:

Я должен:

Кому?

Что?

Сколько?

За что?

 

Первая колонка «Кому?»

Ее содержание определяет, собственно, сам объект долженствования.  Частые ответы: «маме», «папе», «ребёнку», «мужу», «жене». Эти долженствования и обязательства просты и понятны. Однако иногда встречается что клиент обозначает свои долги перед «обществом» «семьёй», «человечеством» или какой-нибудь группой (работа, политические или религиозные сообщества, порой даже сообщества в соцсетях).

Рекомендуется предлагать клиенту конкретизировать абстрактное понятие, например, «общество» до некоего конкретного лица. Не всегда клиент способен это сделать сразу. Конкретизация является одной из супрессивных техник гештальт-терапии, позволяющей фрустрировать избегания чувственного опыта и передачи ответственности безличным понятиям (Наранхо К.,1995).

Вторичная выгода в таких обобщённых долгах -  вполне очевидна – долг перед обществом или перед человечеством всегда огромен и его практически невозможно погасить. Предлагается настойчиво узнавать у клиента перед кем именно (конкретным лицом) существует долг.

Из сессии с клиенткой:

Терапевт: - Вы написали в графе «кому» - общество, конкретизируйте кто это?

Клиентка: - ну как общество – это все люди вокруг.

Терапевт: - все? Что именно Вы должны вот тому, проходящему за окном, мужчине?

Клиентка: - гм… нет, тому мужчине ничего не должна.

Терапевт: - разве он не является частью общества?

Клиентка: гм… /пауза/ является конечно… но я должна просто обществу, а не этому человеку конкретно.

Терапевт: значит есть люди, которые не входят в общество?  А вон та женщина? (глядя в окно). Или тот молодой человек?

Клиентка: ну, скорей всего я не имею ввиду всё общество, скорей всего общество – это для меня школа в которой я училась.

Терапевт: школа - это всего лишь задние из нескольких этажей. Кому в школе Вы должны?

Клиентка: гм. директору. Хотя нет, завучу, потому что она был добра ко мне.

Таким образом, находится некое конкретное лицо, на кого направлен долг. От абстрактного «общества» клиентка пришла к определённой персоне -  конкретному завучу, конкретной школы, человеку с именем и фамилией. Персонализация в данном случае направлена на разрушение стереотипа клиента восприятия долга чему-то или кому-то (как общество) глобальному, неподъёмному, чему-то с размытыми границами и соответственно несоизмеримому с «отдачей».

Вторая колонка «что?»

Казалось бы – она достаточно проста. Например, клиент заполнил первую колонку «кому» – «маме» и вторую заполняет практически автоматически не задумываясь при ответе на вопрос «что?» - «внимание». На самом деле такие понятия как «внимание» «забота» «любовь» - тоже требуют конкретизации.  Кажется, что это как бы само собой разумеется, но на поверку каждый человек в наделяет эти понятия разным смыслом. Для кого-то внимание ─ это проводить с другим, которому оказывается это самое внимание, 24 часа в сутки, в то время как для для другого – подарить дорогой подарок. На этом этапе заполнения таблицы рекомендуется прояснять и конкретизировать понятия клиента. Что это означает конкретно для него? Чаще всего, клиент и сам не задумывается   о том, какой смысл вкладывает в абстрактное высказывание.

Из сессии с клиентом:

Терапевт: Вы написали, что Вы должны отцу заботу. Что значит забота для Вас?

Клиент: (с недоумением) как?  Да просто заботиться

Терапевт: что конкретно Вы должны делать? Давать деньги?  Ходить для него в магазин? Проводить с ним время? Заниматься вместе делами? Что-то ещё? Как именно для Вас выразиться забота?

Клиент: гм… я никогда не задумывался об этом, даже в голову не приходило… дайте подумать… ну, заботиться – это да, это проводить с ним время, оплачивать его больницу, возить куда-нибудь если ему нужно. Да, наверное, так.

Терапевт: а что не включает Ваша забота о нём?

Клиент: да всё включает!

Терапевт: должны ли Вы стирать для него одежду? Совершать гигиенические процедуры?

Клиент: ну уж нет, этого я не должен!

Терапевт: значит не всё включает?

Клиент: (удивлённо) да, смотрите-ка, получается, что не всё.

В итоге от достаточно абстрактного понятия «забота» мы приходим к конкретным действиям – т.е. к тому, что именно клиент включает для себя в понятие отдачи долга. Рекомендуется в этой колонке конкретизировать понятие до тех пор, пока на месте понятия как такового не обнаружатся конкретные действия. Это формирует у клиента границу обязанностей. Полезно расспрашивать клиента о том, что НЕ входит в это понятие – так формирование границы происходит чётче и воспринимается клиентом яснее.

Третья колонка «сколько?»

 На этой колонке многие клиенты «застревают», недоумевают, задумываются, иногда возмущаются и злятся. И в самом деле, можно ли измерить любовь? Заботу? Внимание? Абстрактное понятие «забота» - нет, а вот действия, которые это понятие включает - вполне.  Если клиенту очень сложно заполнить эту графу, можно предложить ход «от обратного». Или включить критерии «максимума-минимума», например,

Из сессии с клиенткой:

Терапевт: Вы написали, что должны заботиться о муже, готовить еду, стирать его вещи. Сколько времени Вы должны этому посвятить? И когда? Бывают ли из этой аксиомы исключения?

Клиентка: (возмущённо) как это сколько? Я всегда должна готовить еду и всегда должна убираться!

Терапевт: - 24 часа в сутки? До конца дней своих?

Клиентка: н-н-ну… нет, я не готовлю 24 часа в сутки. Но в доме всегда должна быть еда.

Терапевт: даже если Вы больны и у Вас температура 39? Даже если Вы рожаете или лежите в больнице? Вы не можете уехать в другой город? В командировку? В гости? Вы должны готовить как повар из хорошего ресторана? Каждый день?  Или   пельмени – это тоже еда?

Клиентка: (пауза) я даже не знаю. Я когда-то лежала в больнице две недели и конечно не готовила ничего, муж справлялся сам. Но тогда у меня было оправдание – я болела.

Терапевт: а Вы можете просто не захотеть готовить?

Клиентка: гм… не знаю, я никогда не думала об этом. Меня так воспитали, что в доме всегда должна быть еда.

Такой диалог выводит клиента на вопрос «а что будет если?» т.е. возможность вербализации и исследования самой «катастрофической» фантазии. И сама возможность исследования этой фантазии уже допускает варианты и возражения, расшатывает аксиоматичность и незыблемость интроективных конструкций. Заставляет клиента задуматься над вопросом «почему» он должен. Лежащие в основе интроекты могут быть сведены к простым заключениям по типу «так нельзя делать», «это неправильно». Далее они доступны либо мягкому обсуждению в диалоге, либо жесткой конфронтации, когда терапевт в ролевой игре берет на себя «роль» интроектора, озвучивая предписание, а клиент конфронтирует его собственными контраргументами. В приведенном выше диалоге клиенткой используются  такие фразы  как «всегда».  Такие сверхобобщенные и глобальные понятия как «всегда», «никогда», или «меня так воспитали» отражают беспомощность клиента и его неспособность принять ответственность за действия на себя.  

Ещё один диалог из сессии с клиентом:

Терапевт: Вы должны маме внимание в виде Вашего времени. Сколько времени Вы ей должны?

Клиент: как можно больше! Она говорит, что я всегда недостаточно провожу с ней время.

Терапевт: а достаточно – это сколько? 24 часа в сутки? каждый день?  Всегда?

Клиент: нет, ну что Вы! Если я буду проводить с ней 24 часа в сутки, то что останется мне?

Терапевт: тогда – сколько времени Вы ей должны?

Клиент: ну как минимум звонить каждый день чтобы она не волновалась.  И приезжать каждые выходные.

Терапевт: минимум для Вас или для неё?

Клиент: минимум для неё, как по мне, так хватило бы и раз в месяц приехать, да и звонить можно бы раз в неделю.

Шкалирование минимума-максимума позволяет узнавать сколько своих сил, времени и внимания клиент должен отдавать в качестве платы за долги. И разницу между своими представлениями о минимуме-максимуме и требованиями лица, которому отдаётся долг. Здесь полезно уточнять запрашивает ли конкретное лицо (в данном случае мама) этот долг – т.е. приезды по выходным и звонки каждый день или это является собственными проекциями клиента. Эта колонка проясняет величину долга, помогает долженствования структурировать и соразмерить. Часто, прописав это на бумаге, клиенты очень удивляются тому реальному объёму долга, который они для себя внутренне сформулировали.

Четвертая колонка «за что?»

Чаще всего у клиентов не возникает трудностей с заполнением этой колонки, если   речь идёт о конкретном близком человеке: «мама», «ребёнок» «муж». И напротив, они возникают, если говорится об абстрактных понятиях «семья», «человечество». Поэтому абстрактные понятия мы конкретизируем ещё в первой колонке. Колонка «за что?» отражает разделение ответственности должника и того, кому он должен. Что такого важного и ценного сделала для клиента данное лицо, что человек так много оказывается ему должен?

Из сессии с клиентом:  

Терапевт: Вы написали, что должны маме внимание в виде своего времени. Должны звонить каждый день и приезжать в выходные. За то, что она Вас родила, дала Вам жизнь?

Клиент: да, так и есть. Я у мамы в неоплатном долгу. Ей было сложно решиться на второго ребёнка (коим является  клиент) и это отец её  уговорил

Терапевт: давайте поразмышляем, когда Ваша мама Вас родила, сколько ей было лет?

Клиент: какое это имеет отношение? Ну, 27 кажется, да, 27.

Терапевт: т.е. не 7 и не 17? Когда мама приняла решение о том, что Вы у неё родитесь, Ваша мама была взрослым человеком в здравом уме, трезвой памяти и сама приняла решение иметь второго ребёнка.

Клиент: это её отец уговорил

Терапевт: Может быть.  Но для того чтобы Вы родились она не подвергалась пыткам или насилию и это не Вы её уговорили, правильно? Какова именно Ваша ответственность в том, что Вы появились на свет?

Клиент: моя? Гм… да, если рассуждать, то вроде никакой. Странно даже. Я всё время думал, что это из-за меня у неё жизнь не сложилась.

Разделение ответственности – очень важно.  Интроектора стремится переложить ответственность на интроецируемого.  Родительские фразы «из-за тебя всё плохо» или «ты получил двойку, я понервничала и заболела» и так далее, нагружают ребёнка той ответственностью, которая на самом деле ему не принадлежит. Последняя колонка «за что?» помогает прояснить и разделить зоны ответственности, а порой просто сводит на нет сам долг, который клиент успел «вырастить» вследствие некритическим образом присвоенных интроектов.

 

Подводя итоги, можно сказать о том, что данная техника успешно работает у лиц с погранично-невротическим уровнем личностной организации, которые хоть и имеют определенную диффузию идентичности, тем не менее способны переносить противоречия и тревогу, связанную с их наличием. Она позволяет измерить «несоизмеримое», подвергает здоровой критике закреплённые интроекты и расшатывает аксиоматичность устоявшихся убеждений. Позволяет сделать границы клиента более чёткими, менее ригидными, настраивает внутренние «фильтры» критики, позволяя принимать или отвергать, приходящие извне утверждения, по собственному выбору.

Список литературы

  1. Blatt S.J. (1974). Levels of object representation in anaclitic and introjective depression. The Psychoanalytic Study of the Child, 24, p.107-157
  2. Blatt, S.J., & Blass, R.B. (1990). Attachment and separateness: A dialectic model of the products and processes of psychological development. The Psychoanalytic Study of the Child, 45, p. 107-127
  3. Абрахам К. Характер и развитие / Карл Абрахам. — Пер. с нем. под науч. ред. С.Ф. Сироткина. Предисловие В.М. Лейбина. — Ижевск: ERGO, 2007. — 180 с
  4. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе / Пер. с англ. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1994. — 480 с. — (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 49).
  5. Наранхо К. Гештальт-терапия: Отношение и Практика атеоретического эмпиризма / Перев. с англ.— Воронеж: НПО «МОДЭК», 1995.— 304 с.
  6. Перлз Ф.С. Эго, голод и агрессия / Пер. с англ. М.: Смысл, 2000. — 358 с.